В столице шотландской поэзии

Леонид Степанов

После огромного, суетливого и тесного Лондона главный город Шотландии кажется особенно спокойным и уютным. Самое приятное впечатление оставляют окраины Эдинбурга, где множе­ство красивых одноэтажных коттеджиков, каждый из которых имеет свою архитектуру и свои украшения из декоративной зе­лени. На небольших неогорожен­ных квадратах перед коттеджа­ми отборные ухоженные цветы, аккуратно подстриженные кусти­ки, дорожки из чистого серого гравия. Туманную тишину утра нарушают только беззаботные скворцы. У туриста, въезжающе­го в город, невольно мелькает наивная мысль: не такими ли должны быть все города на зем­ле — одноэтажными, тихими, спо­койными?

Разумеется, в центре Эдинбурга есть и большие оживленные улицы. Здесь враждуют два потока: продольный — машин и попереч­ный — пешеходов, без видимого успеха беснуется торговая рекла­ма, спешат «деловые люди», и, как в Лондоне, бродят стайки юношей с длинными, до плеч, волосами.

В центре города на высокой ска­ле, как средневековый страж го­рода, возвышается старинная эдинбургская крепость. Она хра­нит историю многострадальной Шотландии. За всю пятивековую войну двух народов англичанам ни разу не удалось взять эту крепость штурмом. Ни мощная армия и флот, ни самая хитро­умная дипломатия не помогли англичанам сломить гордых и мужественных шотландцев. Как символ несломленной независи­мости, лежит на алом бархате шотландская корона, которую в течение веков самыми невероятными способами прятали и хра­нили патриоты. Нужно ли удив­ляться, что теперь, став полно­правными гражданами Велико­британии, шотландцы необыкно­венно тщательно с любовью со­бирают уцелевшие исторические реликвии, сохраняют и восста­навливают самобытные проявле­ния своей национальной культу­ры. Ни в одном городе мира, вероятно, нет такого огромного памятника писателю, какой по­ставили эдинбуржцы своему Вальтеру Скотту. Мало найдется в мире городов, где бы так стро­го, как в Эдинбурге, отбирали полотна для национальной кар­тинной галереи. Наконец, нигде в мире с таким чувством не поют песни Роберта Бернса, в которых столько красоты и грусти, столь­ко скромного мужества и чистого веселья, столько Шотландии! ...Мы едем в столицу шотландской поэзии — скромное селение Аллоуэй. Здесь пахал землю и писал стихи Роберт Берне. За окном автобуса холмы, покрытые лиловым вереском, зеленеющие полосы озимых, желтеющие луга со стадами овец. Порой кажется, что ничего не изменилось за двести лет: вот крестьянин в за­латанных штанах и помятой шляпе катит по тропинке тачку с картошкой; деревенская девуш­ка в белом переднике несет мо­локо, уютно журчит ручей в при­дорожной канаве, подсказывая такие человечные строфы Бернса. Но нет, конечно, за двести лет здесь изменилось многое. Мчатся по шоссейным дорогам шикар­ные машины заморских тури­стов, пестреют рекламой бензо­колонки, там и тут возле шахт высятся терриконы, тишину сель­ского кладбища взрывает рев военного самолета... Но вот позади город — и мы въезжаем в деревню Аллоуэй. Сразу же перед глазами длин­ный, похожий на сарай крестьян­ский дом под соломенной кры­шей. Тусклое маленькое окон­це — чтобы меньше платить налог — и за ним грубая само­дельная крестьянская кровать, на которой родился певец Шотлан­дии.

В деревне парень был рожден, Но день, когда родился он, В календари не занесен: Кому был нужен Робин?

Да, не сохранилось даже ни одного прижизненного портрета Роберта Бернса. Тот известный портрет, что теперь всюду при­нят как первоисточник (в му­зеях, для книг, почтовых марок и т. д.), взят... с трактирной вы­вески. Написан он был много лет спустя после смерти поэта. Прав­да, говорят, что сельский худож­ник еще хорошо помнил, как вы­глядел его великий земляк: заго­релое красивое лицо с крупными мужественными чертами, волосы черные, как вороново крыло, и глаза, излучающие свет. Неподалеку от дома Бернса по­строена слишком стилизованная таверна, на стенах которой ху­дожник идиллически изобразил жизнь великого пахаря. Таверна стоит на том же месте, где когда-то стоял трактир, воспетый Бернсом. Поэтому здесь всегда много туристов. При входе на зеленом оконном стекле алмазом нацарапаны его озорные строчки: Мы к вам стучались целый час — Привратник не ответил, И дай нам бог, чтоб также нас Привратник ада встретил.

2009